Знать и помнить [Диалог историка с читателем] - Александр Михайлович Самсонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подверглись незаконным репрессиям и были уничтожены такие видные государственные деятели, как Вознесенский Н. А. — член Политбюро ЦК ВКП(б), председатель Госплана СССР, выдающийся ученый-экономист, Кузнецов А. А. — секретарь ЦК ВКП(б), в период блокады Ленинграда возглавлявший областную и городскую партийные организации, Родионов М. И. — Председатель Совета Министров РСФСР, Попков П. С. — секретарь Ленинградского обкома и горкома партии, один из организаторов обороны Ленинграда, и многие, многие другие.
Было сфабриковано провокационное «дело врачей», якобы покушавшихся на жизнь руководящих советских и партийных работников.
И. Стаднюк предъявил претензии академику А. Самсонову в непоследовательности. Он, видите ли, ранее давал иную, то есть положительную, оценку Сталину. Упрек вроде бы серьезный. Но объективность требует учитывать, что ошибочные суждения А. Самсонова имели место до XX съезда КПСС, когда многое еще было неясно. И речь-то сейчас идет не о том, последователен или нет в своих выступлениях А. Самсонов. Речь идет о сегодняшнем отношении к одному из драматических эпизодов нашей недавней истории.
И. Стаднюк, к сожалению, не внял мудрому совету старших собратьев по перу и, издав свой роман в 70-е годы, когда о Сталине уже все было известно, совершил, не побоюсь этого слова, бесчестный поступок. Вот почему, я думаю, глубоко прав тот «известный прозаик», который сказал, что скоро придет время, когда сам И. Стаднюк будет стыдиться своего романа.
Уверен, что это время — время перестройки, очищения и покаяния наступило.
3 ноября 1987 г.
А. Г. Латышев, кандидат исторических наук, руководитель кафедры международного коммунистического движения Московской высшей партийной школы. За поиск истины… но без «проработок»
История — удивительная наука. Ничто в ней не становится постулатом сразу, не обретает в короткий срок черт законченности. Много лет спустя историки вновь возвращаются к уже забытым, казалось бы, именам и с высоты своего знания дают событиям и людям оценки гораздо более справедливые и объективные, чем, возможно, было прежде.
Именно такой период переживаем мы сегодня, по велению времени восстанавливая в истории социалистического государства имена советских, партийных и государственных деятелей, ученых, работников культуры, павших жертвами инспирированных Сталиным политических процессов 30-х годов. Акция справедливости — именно так можно расценить процесс, переживаемый сегодня нашей историей.
Но работа исследователей, писателей, публицистов, ученых по заполнению «белых пятен» истории сейчас, в 80-е годы XX столетия, — работа, имеющая огромный нравственный и политический заряд, — уже не может позволить себе субъективизма, истерического надрыва, огульного отрицания всего, что сделал советский народ за 70 лет героического пути. Ее, эту работу, конечно же следует вести строго на основании архивных документов, воспоминаний очевидцев событий тех лет, скрупулезно анализируя все спорные моменты исторического бытия.
«Открытое письмо» писателя И. Стаднюка академику А. Самсонову глубоко затронуло мои чувства. Попытаюсь высказать ряд соображений, не поддаваясь чувствам. Прежде всего абсолютно не согласен с тоном обвинений Ивана Стаднюка в адрес А. Самсонова в том, что тот в брошюре «У стен Сталинграда» (Воениздат, 1952 г.) и в журнале «Вопросы истории» в 1950 году называл И. Сталина «гениальным полководцем» и «великим вождем», а впоследствии, мол, изменил свои оценки.
И писатели, и историки писали в конце 40 — начале 50-х годов в условиях ужасных репрессий. Вспомним хотя бы «ленинградское дело», так называемую «борьбу против космополитизма», аресты врачей, преследования генетиков. Все это я помню смутно — тогда был школьником. Но, может быть, товарищ Стаднюк — участник событий того времени — назовет фамилию хотя бы одного историка, который, описывая вчерашнюю войну, не называл тогда Сталина гениальным полководцем? Этично ли теперь, спустя почти 40 лет, в столь резкой форме напоминать людям, что они писали о Сталине при жизни Сталина? Тем более что сам А. Самсонов справедливо пишет о «смягчающих обстоятельствах» у историков:
«Слишком долго нас заставляли писать не то, что было, а то, что нужно к соответствующему событию жизни. И слишком суровые кары обрушивались на тех, кто отступал от шаблона в исторических работах, пытался высказывать в них свое мнение, активно и деятельно стремился показать подлинную историческую правду».
Полезно поднять центральные газеты периода конца 40 — начала 50-х годов, обратить внимание хотя бы на многочисленные статьи наших крупнейших писателей. Вот выдержки из концовки одной из них:
«Кто вернее всех и лучше всех знает мысли рабочего? Сталин. Кто чувствует все помыслы крестьянина, борющегося за урожай? Сталин. Кто лучше всех понимает мысли и думы народные? Сталин… Если ты, встретив трудности в борьбе или работе, вдруг усомнился в своих силах — подумай о нем, о Сталине, и ты обретешь нужную уверенность. Если ты почувствовал усталость в час, когда ее не должно быть, — подумай о нем, о Сталине, — и усталость уйдет от тебя. Если ты замыслил нечто большое, нужное народу дело, — подумай о нем, о Сталине, — и работа пойдет споро. Если ты ищешь верное решение — подумай о нем, о Сталине, — и ты найдешь это решение…»
Обожествление личности Сталина достигало тогда такой степени, что никого не удивляли предложения другого крупнейшего писателя связать день рождения Сталина — 21 декабря 1879 года — с датой начала нового летосчисления: «День Благодарности… и положат внуки в основу завтрашнего летосчисления, чтобы окончательно закрепить новый стиль общественного устройства. В этот День Благодарности, — напишет летописец, — труженики всех стран воздали приветствия великому вождю».
И я не согласен с Вами, Иван Фотиевич, в том, что подобные публикации должны обязательно выражать «непоколебимые убеждения» их авторов на последующие годы, не говоря уже о том, что спустя десятки лет автор не имеет якобы права отойти от позиции, выраженной в публикациях начала 50-х годов.
На моей памяти — как учили мы в школе наизусть стихи Константина Симонова, восхвалявшие Сталина. Но в то же время не вызывают у меня никакого сомнения в искренности мысли К. Симонова относительно тоста, который произнес Сталин в мае 1945 года («За здоровье русского народа»): «Сталин своим тостом отнюдь не призывал других людей, в том числе историков, к правдивым и критическим оценкам хода войны. Наоборот, сам, как высший судия, оценив этот этап истории, в том числе и свои отношения с русским народом, так, как он их понимал, он как бы ставил точку на самой возможности существования каких бы то ни было критических оценок в дальнейшем. Слова этого тоста как будто призывали людей говорить о прошлом суровую правду, а на деле за этими словами стояло твердое намерение раз и навсегда подвести черту под прошлым, не допуская его дальнейшего анализа. И нетрудно себе представить, какая судьба ждала бы при жизни Сталина человека, который, вооружившись
